Сказка «Старикова дочка и старухина дочка»

Жили-были старик со старухою, и была у них дочка. Долго ли, коротко ли пожила старуха на свете да и вздумала помереть; а как помирала, вот что наказала старику:

— Если ты, старик, вздумаешь жениться, то смотри не бери той вдовы, что по соседству живёт со своей дочкой. Она тебе будет женою, а нашему дитятке не будет матерью!

— Ладно, — говорит старик, — ни на ком не женюсь!

Вот схоронил старик старуху и поминки справил, как полагается, да и живёт один-одинёшенек. А малое время спустя шёл он как-то селом да и зашёл к той вдове, о которой старуха говорила. И забыл он, что обещал своей старухе ни на ком не жениться. Сидит у вдовы, разговаривает, а под конец и о свадьбе речь завёл. Вдова рада до смерти.

— Я давно этого ждала! — говорит.

Вот забрала она всё своё добро и вместе с дочкой пошла жить к деду.

Живут они все вместе — старикова дочка и старухина дочка. И невзлюбила злая баба старикову дочку: донимает бедную девку. Да и меж собой девушки часто ссорятся.

Пойдут, бывало, на посиделки — старикова дочка прядёт, а старухина знай всю ночь гуляет. А гуляючи-то, всю пряжу спутает да порвёт. Домой идут рано утром. Дойдут до перелаза — старухина дочка говорит:

— Дай мне пасмы, сестрица, я подержу, пока ты перелезешь.

— Ладно, — отвечает, — на, сестрица.

Вот, пока старикова дочка перелезает, старухина схватит пасмы, прибежит к матери и наговорит с три короба, будто падчерица всю ночь гуляла, пряжу порвала, перепутала.

— А я пряла и домой поспешала. Видишь, какая она ленивая, нерадивая!

Придёт старикова дочка домой, а мачеха ну её бить-колотить, деду жаловаться:

— Никудышная твоя дочь — не хочет работать! А ты не хочешь её учить!

Как мачеха ни злилась, как ни издевалась над падчерицей, что про неё деду ни наговаривала, та всё терпит: работает себе молча. А бабе досадно смотреть на неё, обидно, что дед её жалеет. И стали они с дочерью советоваться, как бы эту падчерицу совсем со свету сжить.

И начала старуха к старику приставать:

— Твоя дочь ленивая, ничего не хочет делать, только гуляет да спит. А ты всё её жалеешь! Ты б лучше отдал её в батрачки.

— Да куда я отдам-то? — спрашивает дед.

— А коли некуда, веди куда знаешь. Чтоб дома духу её не было!

И так проклятая баба пристала к деду, так его изо дня в день допекала, что дед свету белого невзвидел. Жалко дочери, а ничего не поделаешь.

Вот собрались они, пошли. И зашли в дремучий лес. Дочка и говорит:

— Иди, батюшка, домой, а я дальше одна пойду. Авось найду себе работу.

— Ладно, — отвечает дед.

Попрощался да и пошёл в одну сторону, а девушка — в другую.

Вот идёт она, идёт этим дремучим лесом; смотрит — стоит яблонька, да такая запущенная, бурьяном заросшая, что и не видно её.

— Девушка-голубушка, — говорит эта яблонька, — обчисть меня, прополи меня, я тебе шибко пригожусь!

Ну, старикова дочка засучила рукава, обчистила эту яблоньку, прополола, песочком кругом посыпала. Яблонька поблагодарила её, и девушка пошла дальше.

Идёт она, идёт, захотелось ей пить. Подошла она к родничку, а родничок говорит:

— Девушка-голубушка, почисть меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!

Вот девушка вычистила тот родничок и кругом песочком посыпала; родничок её поблагодарил, и пошла она дальше.

Бежит навстречу собака, да такая шелудивая, глаза б не глядели, и говорит:

— Девушка-голубушка, почисть меня, причеши меня, я тебе шибко пригожусь!

Вот девушка эту собаку вычесала, репьи из хвоста вытащила.

— Спасибо тебе, милая! — говорит собака.

— Не на чем, — сказала девушка и пошла дальше. Смотрит — стоит печь, облупленная, чёрная, а рядышком глина лежит. Вот печка и говорит:

— Девушка-голубушка, обмажь меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!

Ну, девушка замесила глину, обмазала её кругом, как следует быть, цветами да листьями разрисовала. Печка поблагодарила девушку, и она пошла дальше.

Идёт, идёт — встречается ей женщина.

— Здравствуй, девушка! — говорит.

— Доброго здоровья!

— Куда же это ты идёшь?

— Иду — может, где в батрачки наймусь.

— Иди ко мне!

— Ладно, — отвечает девушка, — пойду.

— У меня, — говорит женщина, — будет нетрудно, лишь бы ты делала всё так, как я тебе покажу. Сумеешь?

— Почему ж не суметь? Один раз покажете, а дальше сама буду знать.

Вот пришли они в хату; женщина и говорит:

— Ну, девушка, видишь — стоят горшки. Поутру и вечером будешь ты кипятить в этих горшках воду, воду эту будешь выливать в корыто, насыпать туда муки и делать болтушку. Только гляди, чтоб не горячо было! После будешь становиться на пороге да свистать громким посвистом трижды. И сползутся к тебе разные зверюшки — ты накормишь их хорошенько. Да не бойся их — зла тебе никакого не будет.

Девушка сказала:

— Ладно, всё исполню, как вы приказали.

Вот они поужинали. Затопила девушка печь, нагрела воды, вылила в корыто, муки туда всыпала и заболтала. Потом стала на пороге, трижды громким посвистом свистнула — как полезло всякое зверьё к корыту. Наелись и расползлись, куда кому надо. И так целый год старикова дочка служила и делала всё, что приказывала ей хозяйка. Вот кончился год, и говорит хозяйка стариковой дочери:

— Слушай-ка, девушка! Сегодня ровно год, как ты у меня. Ежели хочешь, оставайся ещё. А не хочешь — как хочешь. Ты хорошо у меня работала, спасибо тебе.

Девушка поблагодарила хозяйку за хлеб, за соль и за всё и сказала так:

— Хочу домой. Спасибо вам, хозяюшка!

А хозяйка и говорит ей:

— Так иди же выбери какого хочешь коня и повозку.

А сама наготовила ей полную укладку всякого добра и проводила до опушки. Там они и попрощались. Хозяйка вернулась домой, а старикова дочка поехала домой и радуется, что всё так хорошо обошлось.

Вот едет она мимо той печи, которую когда-то обмазала, глядит — а в ней полнёхонько пышек. Печь и говорит:

— Девушка-голубушка, на тебе эти пышки за то, что ты меня прибрала да приукрасила.

Девушка поблагодарила и только подъехала к печке, пышки — прыг, прыг! — и попрыгали сами в повозку. Печь заслонилась, а девушка поехала дальше.

Вот едет она да едет, смотрит — бежит собака и несёт намисто, такое красивое, блестящее, длинное. Подбежала собака к повозке и говорит:
— На тебе, девушка-голубушка, за то, что ты мне шерстку причесала и репьи из хвоста вытащила!

Девушка взяла, поблагодарила и поехала дальше радуючись.

Вот едет, и так ей захотелось пить, нет терпенья! «Заеду, — думает, — к тому родничку, что я чистила, — может, там напьюсь».

Вот заехала, смотрит — полон родничок воды, даже через края переливается. А на бережку стоит золотой бочонок с ковшиком.

Родничок и говорит:

— Напейся, наполни бочоночек, да и ковшик прихвати. Стала девушка пить, а это не вода, а вино. Да такое хорошее, какого она никогда и не пивала.

Вот набрала она полный бочонок — и ковшик не забыла. Ну, едет себе дальше.

Смотрит — стоит яблоня, такая густая, глаз не отвести.

А на ней яблочки серебряные, золотые — много-много! Вот яблонька и говорит:

— Девушка-голубушка, на тебе этих яблочков за то, что ты меня обчистила, приукрасила.

Девушка сказала:

— Спасибо!

Подъехала под яблоньку, а яблочки — прыг, прыг! — сами повозку.

Вот приехала старикова дочка домой и зовёт:

— Батюшка! Идите забирайте добро!

Вышел дед из хаты, смотрит довался, кинулся к ней да и говорит:

— Где ж ты, дочка, была?

— Служила, батюшка, — говорит дочка. — Несите добро!

А добра-то полный воз, ещё и намисто дорогое! Стали в избу вносить — то хорошо, а это ещё краше. Вот увидела баба, что старикова дочка навезла всякой всячины, и напала на деда:

— Веди да веди мою дочку туда, куда свою водил!

И так она к нему прилипла, что он сказал:

— Пускай собирается, поведу.

Вот попрощались, и пошёл старик со старухиной дочкой. Зашли в лес, старик и говорит:

— Ну, иди, дочка, а я вернусь домой.

— Ладно, — отвечает.

И разошлись: девушка в лес пошла, а старик домой вернулся.

Вот идёт старухина дочка дремучим лесом, смотрит — стоит яблонька, такая запущенная, бурьяном заросшая, что и не видно её.

— Девушка-голубушка, — говорит эта яблонька, — обчисти меня, прополи меня, я тебе шибко пригожусь!

А девушка отвечает:

— Как бы не так, стану я руки портить! Некогда мне! — И пошла дальше.

Смотрит — течёт родничок, да такой грязный, ряской одетый.

Вот он и говорит:

— Девушка-голубушка, почисти меня, укрась меня, я тебе шибко пригожусь!

— Да что вы навалились на мою голову! Некогда мне — идти надо!

Это так сказала старухина дочка и пошла дальше.

Вот идёт она мимо той печи, а печь и говорит:

— Девушка-голубушка, обмажь меня, приукрась меня, я тебе шибко пригожусь!

— Нашла дуру, стану я мараться! — сказала старухина дочка, осерчала и пошла дальше.

Смотрит — бежит собака, да такая шелудивая, что гадко на неё взглянуть.

— Девушка-голубушка, почисть меня, причеши меня, я тебе шибко пригожусь!

Девушка поглядела да и говорит:

— Выдумала, что сказать! Такая паршивая, а хочет, чтобы я с ней возилась! Не дождёшься! — И пошла дальше.

Вот повстречалась ей та самая женщина, у которой старикова дочка служила.

— Здравствуй, девушка! — говорит.

— Доброго здоровья, тётенька!

— Куда ты идёшь? — спрашивает.

— Да хочу, тётенька, наняться куда-нибудь.

— Иди ко мне!

— Ладно, тётенька. А какая у вас работа?

— Да нетрудная, дочка! Лишь бы ты сумела всё сделать, как я скажу.

— А почему не суметь? Раз скажете, а на другой раз сама знать буду.

— Вот что, девушка, — говорит женщина, — видишь — стоят горшки? Поутру и вечером будешь ты кипятить в этих горшках воду; воду эту будешь выливать в корыто да насыпать туда муки и делать болтушку. Только гляди, чтоб не горячо было! После будешь становиться на пороге да свистать громким посвистом трижды. И соберутся к тебе разные зверюшки; ты накормишь их хорошенько, они и уползут, кому куда надо. Да не бойся их — зла тебе никакого не будет. Сумеешь сделать?

— Сумею! — сказала старухина дочка.

Вот они поговорили, а вечером старухина дочка затопила печь, поставила горшки с водой и, как только вода закипела ключом, всыпала туда целую мерку муки, и получилось не пойло, а месиво. Вывалила она это месиво в корыто, сама стала на порог, свистнула раз, другой, третий… Вот стали собираться разные зверюшки. Бросились они к корыту, и какой ни схватится за еду —так и падает наземь кверху лапами. Так все и подохли — обожглись да подавились.

Видит старухина дочка, что все наелись, легли, а не встают, пошла к хозяйке и говорит:

— Что это у вас, хозяйка, скотина какая чудная? Все наелись, легли и не встают!

— Как не встают? — крикнула хозяйка и кинулась к корыту.

Увидала, что неживые все, схватилась за голову да как закричит:

— Ой, батюшки, ой, родимые! Что ты наделала! Ты их погубила!

И бранилась и плакала, да ничего не помогло. Ну, сложила она всех зверюшек в укладку и заперла на ключ.

Вот кончился старухиной дочке год, дала ей хозяйка коня шелудивого да телегу разбитую, немазаную, а на эту телегу поставила укладку с дохлыми зверюшками и выпроводила в лес.

Доехала старухина дочка до той печки, и сильно ей захотелось есть. А на шестке пышки — сдобные, румяные. Только потянулась старухина дочка за одной, а пышки — прыг, прыг! — и ускакали в печку. Заслонка хлопнула, печка и говорит:

— Э-э, девушка, не обмазала мне бочков — не видать тебе и пирожков!

Заплакала девушка и поехала дальше.

Доехала она до родничка, и сильно ей захотелось пить. Смотрит, а вода так и льётся; она скорей туда, а родничок вдруг высох да и говорит слабым шёпотом:

— Э-э, девушка, не хотела мне пригодиться, не придётся теперь и напиться!

Заплакала девушка и поехала дальше.

Доезжает она до яблоньки. А на ней яблочков так много, что негде курочке клюнуть, да такие все хорошие — серебряные, золотые. Вот она и думает: «Дай хоть яблочков натрясу, матери гостинца отвезу».

Только подошла, а яблочки —скок! — все, как одно, кверху. Яблонька и говорит:

— Э-э, девушка-голубушка, не хотела меня в порядок привесть, не будешь и яблочков есть!

Заплакала старухина дочка и поехала дальше.

Смотрит — бежит собака, и у неё на шее висит намисто, такое красивое, блестящее да длинное. Бросилась девушка за этой собакой — намисто отнять хотела, а собака и говорит:

— Э-э, девушка, не хотела меня причесать, обрядить — в ожерелье тебе не ходить!

Да и убежала. Заплакала старухина дочка и поехала домой.

Вот приехала она домой —зовёт старика со старухой:

— Идите забирайте добро!

Дед и баба выбежали из хаты, смотрят — дочка приехала. Обрадовались, повели её в хату, внесли укладку. Вот открыли они укладку — смотрят, а там жабы, ящерки, гадюки! Баба как закричит:

— Дочка, что это такое?

Тогда старухина дочка стала рассказывать, что и как было. Рассказала всё, а старуха и говорит:

— Сиди уж лучше дома. Та добра привезла, а ты гадюк околелых! Ещё хорошо, что жива осталась.

Вот так они и живут: хлеб-соль жуют… Я там была, мёд-пиво пила, мимо рта текло, а в рот не попало. Коромыслом сено возят, оберемком воду носят! Старикова дочка замуж пошла, а старухина и до сих пор живёт в вековухах.