Оксана Панчук Сказка о маленькой серой обезьянке и большом черном медведе

В одном лесу жила обезьянка. Была она маленькая, серенькая и очень вредная. Никто из зверей ее не любил. Взялась неизвестно откуда, похожа неизвестно на что, запасы ворует, да еще и врет: мол, не брала я! А когда честные звери пытались ее поначалу уму-разуму учить и лесным законам наставлять – забиралась повыше и принималась кидаться шишками, сухими ветками. И кривлялась, и дразнилась: «Не поймаете! Заткнитесь, тупые животные!» Обезьянка и вправду была очень ловкая. Ни одной белке ее не догнать. Ни одному зверю не удавалось надежно защитить свои кладовки от хитрой воровки.

Изо всех лесных жителей обезьянка особенно невзлюбила большого черного медведя. Чаще других кладовок она наведывалась в его берлогу. Таскала мед, сушеные грибы, ягоды. И добро бы – только воровала! Так норовила еще рассыпать, в пол втоптать, по стенам размазать. И приговаривала: «Будешь знать, как меня жизни учить!» А медведь, действительно, дольше остальных зверей пытался образумить маленькую негодницу. Теперь, возвращаясь домой, он горестно вздыхал, глядя на учиненный обезьянкой беспорядок. И молча начинал уборку.

Однажды медведю надоели злые проказы, и он решил устроить обезьянке ловушку. Вышел из берлоги и покосолапил в чащу. Но далеко не забирался, сделал небольшой круг и вернулся с другой стороны. Залег в кустах, затаил дыхание, ждет… Час ждет, второй ждет. Совсем уже медведь собрался бросить затею, но краешком глаза заметил маленькую серую тень, что метнулась из-под густой кроны вниз, на землю. Огляделась обезьянка, осторожно прислушалась – тихо в берлоге. Радостно пискнула и скрылась внутри. Вскоре до медведя донеслось бормотание: «Вот тебе!.. Будешь знать!..» Нахмурился он, но выждал еще немного, чтобы воровка сильнее увлеклась и потеряла бдительность.

— Ой! – взвизгнула обезьянка, занятая грабежом, когда огромная тень хозяина выросла на пороге.
— Ага! Так вот, кто мне все запасы перевел! – зарычал медведь и лапы широко расставил – попробуй, проскочи!

Догадалась обезьянка, что медведь ее обманул: никуда не уходил, нарочно дожидался. Поняла, не ускользнуть ей на этот раз, отвечать придется. Испугалась она, как никогда раньше не пугалась, с места сдвинуться не может, сердечко маленькое бешено колотится… А медведь ее – цап! – мохнатой лапищей за шкирку, тряхнул хорошенько, поднес к морде своей, смотрит – в обезьянкиных глазах ужас смертный застыл. «Ишь ты, махонькая… — пожалел ее медведь. – А тощая какая, будто век не емши… Да ну их, грибы! Еще насобираю…» И как-то пропала у него вся обида. Расхотелось медведю свирепствовать. Заморгал он смущенно, спустил обезьянку на траву перед берлогой, отвернулся и проворчал:

— Беги, давай… Чего ждешь-то? В другой раз – не попадайся. Точно – заломаю! У-у-у!!! – рыкнул он вслед улепетывающей со всех ног и рук незадачливой воровке.

Обезьянка мчалась, мчалась через весь лес к старому клену недалеко от опушки. Там, куда остальные звери боялись забираться из-за близости людей, и где никто не догадается ее искать. В старом клене дятлы давным-давно продолбили просторное дупло, так никем и незанятое, к счастью для обезьянки. Вскочила она в свое тайное убежище, зарылась с головой в сухие кленовые листья и заплакала от обиды. Всхлипывала тихонько, мокрый нос маленькими ручками утирала и приговаривала:

— Издевался… Он надо мной издевался… Не прощу!.. Люди мучили, теперь тупые животные… – вдруг она затихла, внезапно сообразив, как ей побольнее отомстить обидчику. – Люди, – злорадно сказала обезьянка, слезы ее высохли. – Люди…

Люди поймали ее крошечным детенышем в далеких южных краях, взяли с собой на корабль ради развлечения. Это был пиратский корабль, и жестокие люди. Пока обезьянка была слишком мала, ее баловали и кормили сладостями. А потом – начали обучать воровскому делу и цирковым фокусам. Поесть обезьянка теперь получала, только когда правильно исполняла приказанное.

— Веселее двигайся, тупое животное! Шевелись, зрители смотрят!..

Держали ее в клетке и выводили гулять или работать в порту на цепочке с ошейником. Но обезьянка сумела убежать. Сначала она научилась открывать и закрывать дверцу клетки. Потом дождалась, когда корабль причалит не в городе, а возле лесистого берега. Прокралась незамеченной по верхней палубе и спряталась в одной из шлюпок под кучей тряпья. Матросы свезли ее на сушу. Там обезьянка улучила момент, выбралась из опустевшей шлюпки и, пока пираты разводили костер и препирались друг с другом, кто идет за водой, — помчалась в чащу леса, радуясь обретенной свободе…

Медведь очень удивился, когда по возвращении с ягодной поляны услышал шум в своей берлоге: «Неужели эта воровка совсем обнаглела? А я ее еще жалеть удумал!» Не успел он переступить порог, как из глубины жилища выскочила обезьянка. Вспрыгнула медведю на макушку, оттолкнулась ногами и вот, сидит уже в двух шагах за его спиной, ухмыляется:

— Что, тупое животное, получил? Будешь знать, как меня за шкирку цапать!
Разозлился медведь, взревел, лапой мохнатой потянулся схватить злодейку, а она небрежно отпрыгнула подальше и пуще ухмыляется:
— Попробуй, поймай меня! Поймай!
Медведь от гнева мог только рычать. Глаза шальные, из пасти слюна капает, шерсть дыбом – страшный зверь! Бросился он в погоню. Забыл в ярости, что глупо солидному медведю бегать за шустрой обезьянкой. Не насторожился, не забеспокоился, отчего это она не спешит удирать, а дразнится, язык показывает, рожи строит, когда обычно на ближайшее дерево – шасть! – и только ее и видели.

Гнался рассвирепевший медведь за обезьянкой, не разбирая дороги. Опомнился лишь у озера, ряской покрытого. С разгона в холодную воду влетел, гнев его остыл немного. Вылез медведь на берег, отряхнулся. «Да ну ее, противную!» — подумал. И хотел уже обратно к берлоге тащиться, как тут на него упала паутина, сплетенная из толстых веревок – охотничья сеть. Дернулся медведь, но только сильнее запутался. Лапы его подкосились, упал он мордой набок, лежит, шевельнуться не может. Тут и вспомнил медведь принесенное всезнайками-сороками предупреждение об охотниках, что уже третий день распугивают в лесу все живое. Тут он и понял, что обезьянка неспроста дразнилась, заманивала: привела его прямо в приготовленную западню. А вот и она сама с ветки свесилась, гадостно скалится, хихикает:

— Тупое животное!.. Будешь знать!..

Медведь посмотрел на нее с глубокой тоской и глаза прикрыл. Вышли из кустов охотники, повязали медведя и потащили к себе в деревню. Обезьянка прыгала за ними до самой опушки и все пыталась в глаза поверженному врагу заглянуть, узнать хотела, сильно ли плохо ему приходится, и опять обозвать «тупым животным». Но медведь так и не глянул ни разу ни на поимщиков, ни на их помощницу. И это очень растревожило обезьянкину душу, мешало ей радоваться исполнению мести. Не могла забыть обезьянка последний взгляд медведя. Она ожидала встретить и могла бы понять его злобу, ненависть, но увидела одну лишь невыносимую муку. И другой взгляд вспоминался обезьянке, полный жалости и доброты, когда медведь ее отпустил, даже не тронув.

Никогда раньше обезьянку не жалели, и она никого не жалела. Как бы плохо ей ни жилось на корабле пиратов, в лесу оказалось не лучше. Мало того, что она поначалу не знала пригодных для еды плодов, не умела укрываться от непогоды, так еще первая попавшаяся навстречу белка бросила в обезьянку недоеденной кедровой шишкой и заверещала:

— Ой, смотрите, какая уродина!

— Сама ты – уродина, тупое животное! – огрызнулась обезьянка.

Зато ей пришлась по вкусу оброненная белкой шишка. И орешки из первой разоренной беличьей кладовой. И жить в дупле, как белки делают, ей тоже показалось удобным. Только с каждым днем становилось холоднее и холоднее. Не спасали даже сухие листья, целую охапку которых обезьянка натащила в свое убежище. И само дерево было старым, трухлявым. Когда над лесом проносилась гроза, клен трещал и скрипел под резкими порывами ветра. Дождем хлестало в слишком широкое входное отверстие, заливало во все щели, подстилка промокала, и обезьянка мерзла еще сильнее…

Сердце обезьянки разрывалось на части: неужели она ошиблась? Вдруг этот черный медведь вовсе не думал над ней издеваться, силу показывать? Вдруг он просто добрый и в самом деле ее пожалел? Она так много видела в жизни злого, что привыкла к нему и почти забыла о хорошем. Медведь ей напомнил о другой жизни, которая иногда приходила к обезьянке в красочных снах о южной родине, о маме, такой большой и теплой… «А ведь его сейчас тоже похитили из родных мест… – внезапно подумалось обезьянке. – И это устроила я…» Только сейчас она поняла, что совершила нечто ужасное и почти непоправимое. «Нет! – сказала себе обезьянка. – Еще не поздно все исправить! Если медведь жив, я его верну домой. И больше никогда!..» Она не очень хорошо понимала, что значило это «никогда», но уже придумала, как ей поступить дальше. Обезьянка решительно спрыгнула в траву у обочины дороги и засеменила вслед за ушедшими охотниками.

Люди в деревне готовились к празднику. Старшая дочь мельника выходит замуж за удачливого охотника. Щедрый подарок – черная медвежья шкура! Но больше чести мужчине умудриться живого зверя одолеть и невесте преподнести в доказательство собственной храбрости. Посреди базарной площади стоял врытый глубоко в землю столб с кольцами. Бродячие циркачи, что порой проезжали по здешним местам, привязывали к нему своих дрессированных медведей. Теперь цепь с ошейником удерживала могучего лесного великана. Но казалось, не нужны ни столб, ни цепь, потому что медведь не рычал, не рвался на волю, а тихо лежал на земле, примостив морду на передние лапы. Глаза его были закрыты. Не открылись они, даже когда осмелевшие сельчане принесли пленному зверю миску еды. Так и остался неподвижным. Так и осталась еда нетронутой. Так и нашла медведя обезьянка.

Она видела площадь с крыши одного из соседних домов. Но подойти еще ближе не решалась, вокруг пленного медведя по-прежнему толпились зеваки. Люди приходили, уходили. Вскоре все жители деревни вдоволь налюбовались добычей и разошлись по более важным делам, готовиться к предстоящему празднику. На площади остались только дети. Они от нечего делать начали кидать в зверя яблочными огрызками, надеясь того растормошить:
— Эй, мишка, покажи зубы!
— Эй, тупое животное, улыбайся! Покажи почтенной публике все свои зубы!. .
Медведь не шелохнулся. Но обезьянка не стерпела воспоминаний, скатилась серым комочком с крыши, подобрала упавшие огрызки и изо всей силы запустила один самому горластому крикуну прямо в лоб. За первым огрызком тут же последовал второй.
— Мама!.. Мамочка-а!.. – закричала, убегая, детвора, не ожидавшая отпора и перепуганная разъяренным шипением неведомо откуда появившегося серого карлика,
Обезьянка швырнула вдогонку последний огрызок:
— Убирайтесь! Я вам покажу «покажи»!.. – она еще несколько раз фыркнула и угрожающе подпрыгнула.
И только теперь заметила, что глаза медведя широко открыты и смотрят прямо на нее с немым вопросом. Обезьянка смутилась, потерла свой нос маленькой ручкой.
— А ты что уставился? – наконец, сказала она. – Спасать я тебя пришла. Понял, тупое животное?
— Зачем?.. – тихо произнес медведь.
Обезьянка нахмурилась:
— Потому что мне так хочется!
Медведь снова закрыл глаза. Издалека послышался шум голосов. Это дети рассказали родителям о страшилище на базарной площади, и те, наспех вооружившись, двинулись разбираться. Обезьянка почувствовала опасность. Если она на самом деле пришла выручать медведя, надо действовать немедленно.
— Слушай, ты… – обезьянка замялась, никаких других обращений, кроме «тупое животное» она не знала, а обижать не хотела. – Я собираюсь сматываться. Если идешь со мной, то полежи спокойно, пока открою замок на ошейнике. Только не вздумай меня сцапать!..
Медведь открыл глаза. Обезьянка осторожно приблизилась к его морде. Тот не двигался. Обезьянка подошла совсем близко, маленькие пальчики забегали по ошейнику, нащупали замок, похожий на тот, что запирал ее клетку… А возбужденная толпа деревенских жителей уже выбежала на площадь.
— Смотрите, что мы говорили? Видите, вот он – серый карлик! – кричали дети.
— Какой уродливый! Он хочет заколдовать нашего медведя! А ну, отойди! Бей его!.. – закричали взрослые, и толпа устремилась к столбу, потрясая оружием.

Обезьянке больше всего на свете сейчас хотелось убежать, но замок должен был вот-вот открыться…
— Беги, — вдруг услышала она тихий голос медведя. – Оставь меня.
— Ни за что! – упрямо сказала обезьянка, продолжая возиться с замком.
— Глупая, тебя поймают… – вздохнул медведь и слегка качнул головой.
Обезьянка сурово прикрикнула:
— Не шевелись!.. – потом добавила спокойнее. – Тебе-то какое дело? Поймают – сбегу. Не в первый раз…
Замок щелкнул. Ошейник распался на две части, которые со звоном ударились о землю. Освобожденный медведь медленно поднялся навстречу внезапно притихшей толпе и издал грозное, раскатистое рычание.
— А вот теперь – бежим! – сказала обезьянка, вскакивая медведю на загривок. – Я покажу куда.
Следуя указаниям обезьянки, медведь быстро выбрался из запутанных деревенских улочек на открытые просторы. И к вечеру беглецы скрылись под зелеными сводами леса.
Когда они далеко углубились в чащу, медведь остановился и, наконец, перевел дух. Обезьянка спрыгнула на траву, сделала несколько торопливых шажков в сторону высоких деревьев.
— Постой, куда ты? – окликнул ее медведь. – А попрощаться? И я еще не поблагодарил тебя.
— За что? – хмыкнула обезьянка. – За охотников?
Медведь искренне удивился:
— Нет, за свободу. Ты рисковала из-за меня своей свободой и жизнью. Чем я могу тебя отблагодарить?
Обезьянка ошарашено уставилась на него, не шутит ли? Видать, и впрямь добрая душа…
— Не надо благодарить, — гордо заявила обезьянка. – Ничем я не рисковала.
— Но как же… – медведь еще сильнее удивился.
— Прощай! – сказала обезьянка, взбираясь на ветку дерева.
— Постой, я хотел еще спросить, — крикнул вдогонку медведь.
Обезьянка свесилась с ветки:
— Спрашивай! Но побыстрее.
Медведь немного замялся, смущенный:
— Почему ты осталась, когда пришли все эти люди?.. Почему не убежала?
Обезьянка засмеялась:
— А я бы убежала, если бы замок не сразу открылся! Потом бы вернулась, конечно, еще попробовала… Но с тебя за это время могли уже шкуру содрать. Так что, сам видишь… И поймать меня совсем непросто!
— Это уж точно! – засмеялся медведь.
Они смеялись, и им было хорошо смеяться вместе. Обезьянка почувствовала, что ей совсем не хочется уходить… «Раскисла, дура!» — разозлилась она на себя, нахмурилась и сказала:
— Хватит дурацких вопросов!.. И я ужасно проголодалась. У тебя-то в берлоге еды полно, мигом наверстаешь! А мне еще искать по темноте…
— Зачем искать? – снова удивился медведь. – Приглашаю в гости, угощу всем, что есть.
Обезьянку еще никогда не приглашали в гости. Выгоняли незваную, бывало… Растерялась она от неожиданного поворота судьбы. И подумала: «Отчего бы не согласиться? Повредничать всегда успею!.. Да и кушать очень хочется…»
В берлоге сначала пришлось прибрать следы последнего обезьянкиного разбоя. Виновница беспорядка было смутилась, хотела потихоньку удрать, но медведь с улыбкой попросил помочь. Обезьянка смутилась еще больше, и старалась наводить чистоту пуще хозяина. А потом медведь устроил ей настоящий пир. И то и дело предлагал попробовать «вот этот кусочек» и «вон тот», как самой дорогой гостье. Когда они оба наелись, вышли наружу, попили воды из родника и уселись на поляне под звездным небом. Им было хорошо сидеть вместе.
— Хороший у тебя дом… И сам ты – хороший, — после долгого молчания призналась обезьянка.
— Ты тоже хорошая, — признался в ответ медведь. – Когда не кривляешься и не воруешь, — добавил. – Если бы ты всегда была честной, перестала лазить по чужим кладовкам без разрешения, тебя бы все звери сразу полюбили…
— Ага, — фыркнула обезьянка. – Тебе легко быть честным, ты большой, сильный…
Медведь задумался: «Как же ей, маленькой, трудно приходится в большом лесу…»
— Оставайся ночевать у меня, — предложил он. – Время уже позднее. Тебе, наверно, далеко до дома… А я так и не спросил, где ты живешь?
— Нигде, — честно ответила обезьянка.
Она не могла назвать «домом» старое дупло.
— Тогда оставайся насовсем, — решил медведь.
Так началась удивительная дружба маленькой серой обезьянки и большого черного медведя. Обезьянка стала жить в берлоге. Она бросила воровать, научилась делать запасы и готовиться к зиме. Звери вскоре полюбили обезьянку и приняли в свою лесную семью. Ловкие обезьянкины ручки не раз выручали несчастных, угодивших в капканы. А когда медведь погружался в спячку до весны, белки и зайцы не давали заскучать. Никто больше не называл ее «уродиной». И обезьянке больше никогда не было холодно и одиноко.